Укрощение взбунтовавшегося атома
26 апреля этого года исполняется 30 лет со дня самой страшной техногенной катастрофы в истории человечества — взрыва на 4-м энергоблоке Чернобыльской АЭС. Сегодня мы начинаем серию публикаций, посвящённых этой скорбной дате. Участники ликвидации аварии расскажут нам о том, как героическими усилиями тысяч людей удалось минимизировать вредное воздействие на планету мирного атома, вырвавшегося из-под контроля.
Житель Родников Вадим Михайлович Чунаев в то время, когда произошла Чернобыльская катастрофа, служил в Курской мотострелковой дивизии и как выпускник Военной академии химзащиты им. Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко являлся начальником её химической службы. Вот, что он вспоминает:
«Об аварии на АЭС в Чернобыле мы узнали только на 2-й или 3-й день — власти поначалу скрывали масштаб произошедшего, тянули с эвакуацией населения. Мы, химики, конечно, хорошо понимали опасность взрыва ядерного реактора, но действительность превзошла все ожидания. Радиоактивное облако прошло над многими территориями СССР. Особенно пострадали Белоруссия, Брянская, Белгородская область. Досталось и нашей, Курской. Как только нас поставили в известность об аварии, мы стали производить вертолетную разведку — летали и с помощью специальных приборов определяли зоны заражения и уровень радиации, докладывали об этом начальству.
Все, кто в войсках имел отношение к химии, рано или поздно оказывались в Чернобыле. Первой в зону аварии отправилась Кинешемская бригада химзащиты. На её базе сформировали потом бригаду Московского военного округа. Но самый первый удар, еще не понимая, что произошло, сразу после взрыва приняли на себя пожарные и обслуживающий персонал станции. Они пытались тушить радиоактивное пламя как обычный пожар, любой ценой остановить распространение огня. Они стали первыми жертвами Чернобыльской катастрофы. Все пожарные сразу же получили огромные дозы радиации, и у них быстро развилась лучевая болезнь. Дольше всех продержался начальник пожарных Телятников, которому пересадили костный мозг — он прожил ещё несколько лет, даже звание генерала получил.
Я находился в Чернобыле с 15 сентября по 15 декабря 1986 года и принимал участие в ликвидации последствий катастрофы в должности командира 1-го батальона 26-й химбригады. В бригаде насчитывалось 6 батальонов — примерно 2000 человек. Мой батальон разведки и дозиметрического контроля — 400 с лишним человек. Люди постоянно менялись: и офицеры, и солдаты, и сержанты — все. Делали своё дело и уходили. Большинство понимали, что выполняют опасную, но очень важную работу и действовали, не считаясь ни с чем, самоотверженно. Многие в зоне заражения набирали огромную дозу радиации — 25 рентген, но начальство часто занижало её до 23 рентген, чтобы не платить положенных 5 окладов. Одни сутки чернобыльной «командировки» у большинства стоили 2 рубля 60 копеек, платили и зарплату — середняк, еще какие-то надбавки. Очень многих ликвидаторов наградили государственными наградами — Орденами мужества, медалями и т. д. У меня — орден «За службу Родине».
Километрах в 30 от станции, в городе Чернобыль располагалась наша оперативная группа, которая осуществляла общее руководство ликвидаторами и взаимодействие с местными органами власти, в ней были задействованы ученые — профессора, доктора наук — они консультировали военных, что именно и где нужно делать. Разрушения были громадные. В 3-м энергоблоке даже после строительства саркофага оставались щели общей площадью около 300 метров. Выбросы оттуда идут до сих пор.
Каждого, кто входил в зону радиоактивного заражения, на выходе проверяли, какую дозу он получил. В зависимости от уровня радиации в разных местах можно было находиться строго определенное время: где-то час, где-то всего, к примеру, 20 минут. Каждого предварительно экипировали в специальный прорезиненный костюм: плащ, фартук, чулки, надевали респиратор. Жили мы за границами 30-километровой зоны в м. Ораное. Сначала в армейских палатках, а затем обустроились более капитально. Кормили нас на убой. Для снижения вреда на организм давали йодсодержащие препараты.
Мой рабочий день начинался рано, часа в четыре утра. Мне как командиру нужно было продумать план работ, распределить обязанности и проконтролировать исполнение. Особых проблем с дисциплиной не было, люди относились к порученному делу сознательно. Хотя, конечно, бывало, и нарушали запреты себе во вред. Например, в зараженной зоне нельзя было ни есть, ни пить, ни курить. Но как тут устоишь, когда едешь, а кругом сады ломятся от яблок, груш, слив. Бывает, срывали и съедали. Кстати, в Чернобыле у солдат при помощи специального прибора измеряли и внутреннее облучение.
По окончании работы люди прямо на станции проходили через санпропускник: снимали грязную одежду, принимали душ, переодевались во всё чистое и только после этого садились в машины и отправлялись к месту постоянной дислокации. По дороге транспорт на постах дозиметрического и химического контроля проверяли и при превышении допустимых норм зараженности направляли на специальную обработку, иногда по несколько раз, так что дорога обратно занимала много времени. Конечно, каждому хотелось доехать быстрее и для этого иногда пускались на всяческие ухищрения. Например, пока командование не запретило, «срезали» путь, проезжая через так называемый Рыжий лес: листва и хвоя в нем стали ярко — желтыми от высоких доз радиации.
Вообще, ликвидаторы проделали огромную работу по дезактивации территории вокруг Чернобыля и на самой ЧАЭС. На разрушенный реактор пошли тонны свинца, бетона и прочих удерживающих вредное воздействие материалов. Зараженную землю, предметы и мусор сгребали и увозили в специальные могильники. Иногда приходилось все переделывать: фонило даже из-под покрытия. Я вел в Чернобыле дневник — подробно записывал все происшествия каждого дня. Уезжая домой, хотел его взять с собой как память, но, чтобы не навредить здоровью, пришлось его уничтожить.
Что пребывание в Чернобыльской зоне оказало пагубное воздействие на организм, нам стало понятно, когда мы шли в Киеве на поезд до Москвы — в руках чувствовалась какая-то слабость, трудно было держать чемодан, в котором всего 6-7 кг. С годами потери для здоровья становятся всё ощутимее. В Вичуге, где я несколько лет руководил отделением союза чернобыльцев, из 160 участников ликвидации последствий аварии в живых сейчас осталось не более половины, остальные уже умерли».
Страшную, громадную цену заплатила наша страна, весь советский народ за преступное разгильдяйство и недомыслие, допущенное при строительстве и эксплуатации Чернобыльской АЭС. Честь и слава героическим ликвидаторам последствий аварии! И урок всем нам: мирный атом не прощает ошибок.
Записала Ольга Ступина
